Маркиз де Лапюнез   ::   Эткинд Е Г

"Ладно, хватит! - произнес Григорий Александрович и вполне серьезно прибавил: - Все бы хорошо, да вот у тебя семь ошибок против русского языка восемнадцатого века". Он показал две или три, я застыдился, мы, посмеявшись, разошлись. Гуковского поймать на крючок было трудно. Все же как-то раз мне удалось выдавить из него полупризнание: да, кажется, ему встречалось имя поэта-футуриста Велимира Укроба - он не помнил, где и в какой связи. Я ликовал: Укроб был одной из моих любимых креатур (фамилия его возникла по аналогии с фамилией Пастернака); его стихи, сочиненные мною в соревновании с Кревером (на стихотворение давалось пять минут!), имели успех у студентов:

Ворвался луч и стало тихо,

Как будто лопнул тонкий шнур,

Как будто в спальню Псамметиха

Ворвался пьяный балагур.

Раздвинул землю, океаны,

Проник и в темные умы.

Звенели пьяные стаканы,

В них разочаровались мы.

Рокочут гребешки в эфире,

Их гонит вечный вихрь под мост.

А все же дважды два четыре,

И наш порядок так же прост,

Как самолюбие нахала,

Как пляска скованных стихий,

Как синее стекло бокала,

Как эти белые стихи...

Все, о чем я рассказываю, происходило шестьдесят лет назад, а я до сих пор помню эту стихотворную абракадабру. И ведь не только я! Недавно я попросил нескольких знакомых прислать мне "домашние стихи", которые им запомнились; один из них, филолог Гарик Левинтон, записал мне среди прочего две строфы этого стихотворения.