JК
Точка возврата :: Таманцев Андрей
Страница: 18 из 85А если он меня боится — имею полное природное право поиздеваться над ним так, как мне заблагорассудится».
Поэтому Муха для начала свесился с полки и мирно предложил всем присутствующим посмотреть на часы и последовать его примеру — завалиться спать. Но его слова возымели совсем не тот эффект, на который Муха рассчитывал. Наиболее словоохотливый из работяг, тот самый, который склонял его к пьянству, видимо атаман этого казачьего войска, лишь покосился наверх, на Муху, еще решительней взмахнул рукой, и три прочищенные спиртом глотки вывели:
— А по-пид горою, стэпом-долыно-о-ою козакы йдуть!!!
Муха перевернулся на спину, пригладил волосы, вдохнул побольше воздуху и толчком выбросил из себя слова:
— Але, певцы! Кому сказано, позатыкали хлеборезки!
Он ждал, что за этим последует взрыв, но ошибся. В купе воцарилась тишина. Неужели совесть пробилась сквозь эшелонированную оборону, воздвигнутую алкоголем? Нет, не совесть. Увы. Только недостаток решительности.
Затем Муха прослушал все стадии полулегального классического мужского выпивона: бульканье, чоканье, шепот (тост), легкие всплески, кряканье, стук стаканов о столешницу, за которым последовал длительный шепот, — очевидно, заговор. Наконец атаман встал, мрачно возвысился над Мухой, схватил его обеими руками, стащил с верхней полки и швырнул на нижнюю. Ему это удалось легко не столько по причине небольшого роста и малого веса Олега Мухина, сколько оттого, что Муха не счел нужным оказать сопротивления. Это успеется.
Поэтому Муха для начала свесился с полки и мирно предложил всем присутствующим посмотреть на часы и последовать его примеру — завалиться спать. Но его слова возымели совсем не тот эффект, на который Муха рассчитывал. Наиболее словоохотливый из работяг, тот самый, который склонял его к пьянству, видимо атаман этого казачьего войска, лишь покосился наверх, на Муху, еще решительней взмахнул рукой, и три прочищенные спиртом глотки вывели:
— А по-пид горою, стэпом-долыно-о-ою козакы йдуть!!!
Муха перевернулся на спину, пригладил волосы, вдохнул побольше воздуху и толчком выбросил из себя слова:
— Але, певцы! Кому сказано, позатыкали хлеборезки!
Он ждал, что за этим последует взрыв, но ошибся. В купе воцарилась тишина. Неужели совесть пробилась сквозь эшелонированную оборону, воздвигнутую алкоголем? Нет, не совесть. Увы. Только недостаток решительности.
Затем Муха прослушал все стадии полулегального классического мужского выпивона: бульканье, чоканье, шепот (тост), легкие всплески, кряканье, стук стаканов о столешницу, за которым последовал длительный шепот, — очевидно, заговор. Наконец атаман встал, мрачно возвысился над Мухой, схватил его обеими руками, стащил с верхней полки и швырнул на нижнюю. Ему это удалось легко не столько по причине небольшого роста и малого веса Олега Мухина, сколько оттого, что Муха не счел нужным оказать сопротивления. Это успеется.