Страница:
204 из 465
Сугроб за сугробом с соседних пустующих двориков встал за забором, – нетоптаный, непроходимый; нигде – ни души; покопайся, – неведомки всюду: —
– как белые вши, вездесущие, ползают.
Вьюга пустилась по кольям забора, как стая несытых смертей.
На кровях, на костях
И из снежного дыма расслышалось еле:
– Живое мясцо, когда режут, мычит, – говорю я Шамшэ Лужердинзе.
– Геннадий Жебевич Цецосу рассказывал…
Белые массы бросались сквозь белые массы.
– То – правильно: карта России – пятно кровяное; Москва – на кровях.
– Петербург – на костях.
– И пора ликвидировать это.
Охлопковый снег повалился за шею Терентия Титыча; он же, в сугроб проваляся, едва выволакивал валенок; в шапке рысине, в тулупчике с траченым мехом, шажисто шарчил из сугроба и слизывал сырости с белых усов.
Глядя вбок, Каракаллов, Корнилий Корнеич, мотался кудрями и не поспевал; загораживал рот он рукою; метался очками; и пар пускал: папечками:
– Скоро партию новых листовок, – а в рот хлестал ветер, – на дровнях доставит Пров Обов-Рагах, но и ловко и из моря ловили их.
– Кто?
– Бронислав Бретуканский, Артем Уртукуев, Мамай-Алмамед, Мовша Жмойда… Тюки им бросали за борт: буря, ночь; лодки старые, – жался в серявом пальтишке, с которого шарф голубой, закрывающий рот, завивался змеей в Гартагалов, мелькающий еле; счихнул.
– Чох на правду!
Тащили за три с половиною верст из Батума; Цецос при разборе листовок присутствовать должен, а он точно в воду упал.
|< Пред. 202 203 204 205 206 След. >|