Маски   ::   Белый Андрей

Как назло, Ташесю смешал «Т и тел ев» с «Тателев» – «а»: буква «а» – разрушительна: – нюх розыскной ее всюду разыщет: не слежкою глаз, а ушами, которые слушать умеют, как мысли растут:

Вот —

– вот —

– вот —

«Капитан Пшевжепанский!» И – кончено!

И невзначай разглядела взгляд, брошенный от теневого дивана: взгляд грустный, сериозный, значительный: —

– точно в пучине кипящей спасительный круг —

– Никанор! Ташесю волновался, настаивал; свой котелочек от сердца бросал, точно вазочку с розочкой:

– Вы… вы… прочтите… Вы… Вы… просветите, пожалуйста!

Тителев весело дзекнул.

– Я не просветитель.

И – «ух»: отдышалась: «он» – нет, не ищейка: следов не разглядывал; ждет, что – покается; знала: жестокий и грозный ее ожидает о, нет, – не разнос, а – суд партии!

Но собралась: лишь в зубах дроботок оставался.

– Итак, решено, – интонировала Тигроватко, с мизинца свергая лорнетку молочного цвета: в стакан.

– Я же – не специалист: я – статистик.

И громким щелчком, как отрезал:

– Отказываюсь!

Не свернешь.

– Ник, – милорд?

И лорнетка прыжком из стакана на «Ника».

– Я – жду вас, – к Леоночке.

– Вы почему не бываете у Ташесю? – снисходительно: Тителеву.

– Извините же…

– Сделайте милость…

– Я… мы…

И все, встав, загремели и быстро прощались друг с другом.

И с силою, с натиском мускулов, перемуштрованных в нервы, он, ставши галантным, по-польски, ее выпроваживал; и шелестящая но, с гиацинтовым просверком, мантия легким полетом шушукнула в дверь.

И за мантией —

– выбритый, чисто одетый, душистый, но старый пижон, перещелкивая каблуками, летел с котелком.

И снежиночки, бледные цветики, падали, плача: все – минуло; все – прожитое.