Масоны   ::   Писемский Алексей

Доктор, любивший маленьких детей до страсти, не удержался и вскричал:

- Это что ещеза существо новое? - И сейчас же подошел к зыбке.

- Да ведь какая прелесть, - посмотри, gnadige Frau! - продолжал он.

Gnadige Frau встала и подошла: она также любила детей и думала, что малютке не заполз ли в ухо какой-нибудь маленький таракашик.

- Прелесть что такое!.. Прелесть! - не унимался восклицать Сверстов.

Ребенок, в самом деле, был прелесть: с голенькими ручонками, ножонками и даже голым животишком, белый, как крупичатое тесто, он то корчился, то разгибался в своей зыбке.

- И здоровенький, как видно! - продолжал им любоваться Сверстов.

- Здоров, слава те, господи! - отозвалась уже мать. - Такой гулена, все на улицу теперь просится.

- Нет, на улицу рано!.. Холодно еще! - запретил доктор и обратился к стоявшему тут же Ивану Дорофееву: - А что, твоя старая бабка давно уж умерла?

Он еще прежде, в последний свой приезд к Егору Егорычу, лечил бабку Ивана Дорофеева, и тогда уж она показалась ему старою-престарою.

При этом вопросе Парасковья слегка усмехнулась.

- Какое умерла? - произнес тихо Иван Дорофеев. - На голбце еще лежит до сей поры!.. Как человек-то упрется по этой части, так его и не сковырнешь.

- Я, впрочем, посмотрю ее! - сказал Сверстов.

- Сделайте божескую милость! - проговорил с удовольствием Иван Дорофеев, который хотя и посмеивался над старухой, но был очень печен об ней.

Сверстов немедля же полез на голбец, и Иван Дорофеев, влезши за ним, стал ему светить лучиной.