Масоны   ::   Писемский Алексей

- Ни-ни-ни! - возбранил ему Марфин. - Душевные недуги, как и физические, лечатся легче, когда они явны, и я прошу и требую от тебя быть со мною откровенным.

- Не могу, дядя, очень уж я скверен и развратен!.. Передо мной давно и очень ясно зияет пропасть, в которую я - и, вероятно, невдолге - кувырнусь со всей головой, как Дон-Жуан с статуей командора.

- Вздор, вздор! - бормотал Марфин. - Отчаяние для каждого человека унизительно.

- Что делать, дядя, если впереди у меня ничего другого нет! Прощай!

- Опять тебе повторяю: отчаяние недостойно христианина! - объяснил ему еще раз Марфин.

Но Ченцов ему на это ничего не ответил и быстро ушел, хлопнув сильно дверью.

Оставшись один, Марфин впал в смущенное и глубокое раздумье: голос его сердца говорил ему, что в племяннике не совсем погасли искры добродетели и изящных душевных качеств; но как их раздуть в очищающее пламя, - Егор Егорыч не мог придумать. Он хорошо понимал, что в Ченцове сильно бушевали грубые, плотские страсти, а кроме того, и разум его был омрачен мелкими житейскими софизмами. Придумав и отменив множество способов к исцелению во тьме ходящего родственника, Егор Егорыч пришел наконец к заключению, что веревки его разума коротки для такого дела, и что это надобно возложить на бесконечное милосердие провидения, еже вся содевает и еже вся весть.