Меч на закате   ::   Сатклифф Розмэри

И он склонил голову, принимая чашу из ее рук, и вместо обычной формулы сказал:

— Да утешит тебяБог, госпожа, и да облегчит он горе, постигшее этот дом.

Позже я узнал, что он всегда мог найти верные слова, когда он того хотел. Гэнхумара посмотрела на него долгим ясным взглядом, который перешел с него на меня и снова на него, взяла у него чашу, поставила ее на стол так, чтобы она была под рукой и, не говоря больше ни слова, прошла через закрытую пологом дверь в свою комнату.

Когда она ушла, я пододвинул к жаровне табурет, сказав Медроту, чтобы он сделал то же самое, и мы оба выпили из гостевой чаши, но слабое холодное бурдигальское вино не сделало нас друзьями; просто после него нам вроде бы стало легче разговаривать.

— Сдается мне, твоя мать хорошо научила тебя ненавидеть меня, — заметил я, сам не зная, что собираюсь это сказать, до тех пор, пока слова не были произнесены.

Синие глаза встретились с моими, но я не мог ничего прочесть в них, так же как не мог ничего прочесть в глазах Игерны.

— Разве я не сказал? Я больше научился ненависти, чем любви. Это что, моя вина?

— Нет, — ответил я. — Чего ты хочешь от меня?

— Коня и меч. Я твой сын. Это мое место и мое право — сражаться в рядах твоего эскадрона и спать у твоего очага.

— А тебя так волнует наша борьба с саксонским потоком?

Он еле заметно пожал плечами.

— Горы он не затопит.

И я наклонился вперед, изучая его сквозь слабый дымок, поднимающийся над жаровней.