Мелочи архиерейской жизни   ::   Лесков Николай Семенович

Открылся суд: ввели подсудимого, который как переступил порог, так и стал у двери.

“Жестокий” судья для внушения страха принасупился, завертел в руках свои беленькие костяные чётки с голубою бисерною кисточкою и зашевелил беззвучно губами.

Бог его знает, изливал ли он в этом беззвучном шёпоте самые жестокие слова, которые намеревался сказать виновному, или… молился о себе и, может быть, о нем же. Последнее вернее… Но вот он примерился говорить вслух и произнёс протяжно:

— Ишь, кавалерист!

Дьякон упал на колени.

Филарет привстал с места и, строго хлопнув рукою по столу, зашиб палец. Это, кажется, имело влияние на дело: владыка долго дул, как дитя, на свой палец и, получив облегчение, продолжал живее:

— Что, кавалерист!

Виновный упал ниц и зарыдал.

Митрополит изнемог от своей жестокости: он опять подул на палец, повёл вокруг глазами и, опустясь на место, закончил своим добрым баском:

— Пошёл вон, кавалерист!

Суд был кончен; последствием его было такое незначительное дисциплинарное монастырское взыскание, что сторонние люди, как я сказал, его даже вовсе и не заметили; но митрополит, говорят, ещё не раз возвращался к обсуждению своего поступка. Он все находил, что он “был жесток”, и когда его в этом разуверили, то он даже тихонько сердился и отвечал:

— Ну как же я не жесток: а отчего же он, бедный, плакал?

Атлет-черноризец, которого терпел и о котором так соболезновал “добрый дидуня”, однако, погиб.