Толмач   ::   Кортес Родриго

Густо облепленные жирными зелеными мухами тела всех шестерых хунгузов беспорядочно валялись в самом центре площади – в лужах коричневой крови, со стянутыми за спиной кистями и уже без голов. А головы палач неторопливо складывал в большой джутовый мешок, дабы выставить на всеобщее обозрение.

– Матерь Божья… – болезненно выдохнул Семенов.

Кто бы ни стоял за нападением на отряд, он замел следы быстро и по-восточному эффективно. И уж теперь об этой истории совершенно точно никто никому ничего и никогда не расскажет.

* * *



Курбану очень не хотелось идти в город, и тем не менее он пошел. Некоторое время толокся неподалеку от полицейского управления, наблюдая, как полицейские составляют протокол осмотра сложенных на подводе тел. Затем сходил на площадь и посмотрел, как напавшим на русский отряд хунгузам рубят головы, но боги не подавали ему никакого знака. И тогда он вернулся в святилище и начал готовиться к большому обряду.

Он разжег курильницу и наполнил ее ароматическими травами, добавил смирны, сандала и чуть-чуть опия, а когда в землянке стало практически нечем дышать, взял бубен и, аккомпанируя себе в усвоенном еще тридцать шесть лет назад ритме, затянул долгое, циклически повторяющееся обращение к богам.

Шел час за часом, и он все глубже погружался в отстраненное от срединного мира людей состояние, а потом наступил миг, когда бубен выпал из его рук, дыхание почти прекратилось, а глаза остановились. И вот тогда пришло первое видение.