JК
Мгновение - вечность :: Анфиногенов Артем Захарович
Страница: 73 из 506— Выпускник академии, верный надеждам студенческих лет, не хотел, чтобы технической службой, работавшей у стен Сталинграда не за страх, а за совесть, помыкали, и, как умел, отстаивал ее интересы.
— Одна забота у командира — свечи, — сказал Егошин.
Волга омывала откос, где стояли его самолеты, снаряжаемые на боевое задание.
Волга...
Река, водный рубеж за спиной, для русских «воев» испокон веку — опора, исключающая помысел об отступлении: путь назад отрезан, стоять и биться насмерть... Для «воев» опора. Для пеших бойцов, для пехоты. А летчики как, авиация? — подспудно зреет вопрос. «Будем стоять в одном ряду с пехотой, — говорит, уверяет себя Егошин. — Как летчики-штурмовики майора Губрия: обороняя Севастополь, они базировались на мысе Херсонес, полоске суши над водой. И авиация там зацепилась и пехота. И артиллерия. Черноморский мыс — как наш «пятачок». Даже меньше. Губрий майор, и я майор...» — «Но Севастополь пал», — грызет Егошина вкрадчивый голос. «Будем стоять. — Тонкокожий лоб майора от напряжения краснеет. — Ляжем костьми. Авиации в Сталинграде больше, чем в Севастополе. Он майор, и я майор». Любую иную возможность Михаил Николаевич отвергает, не желает думать о ней.
— Вы, товарищ майор, на метле взлетите. Обмахнете пыль тряпочкой и взлетите.
— Треба восемь, — повторил Егошин, пуская в оборот с детства знакомые и за время долгого марша по Украине освежившиеся в памяти словечки певучей «мовы», придававшие речи Михаила Николаевича несколько бодряческий тон.
— Одна забота у командира — свечи, — сказал Егошин.
Волга омывала откос, где стояли его самолеты, снаряжаемые на боевое задание.
Волга...
Река, водный рубеж за спиной, для русских «воев» испокон веку — опора, исключающая помысел об отступлении: путь назад отрезан, стоять и биться насмерть... Для «воев» опора. Для пеших бойцов, для пехоты. А летчики как, авиация? — подспудно зреет вопрос. «Будем стоять в одном ряду с пехотой, — говорит, уверяет себя Егошин. — Как летчики-штурмовики майора Губрия: обороняя Севастополь, они базировались на мысе Херсонес, полоске суши над водой. И авиация там зацепилась и пехота. И артиллерия. Черноморский мыс — как наш «пятачок». Даже меньше. Губрий майор, и я майор...» — «Но Севастополь пал», — грызет Егошина вкрадчивый голос. «Будем стоять. — Тонкокожий лоб майора от напряжения краснеет. — Ляжем костьми. Авиации в Сталинграде больше, чем в Севастополе. Он майор, и я майор». Любую иную возможность Михаил Николаевич отвергает, не желает думать о ней.
— Вы, товарищ майор, на метле взлетите. Обмахнете пыль тряпочкой и взлетите.
— Треба восемь, — повторил Егошин, пуская в оборот с детства знакомые и за время долгого марша по Украине освежившиеся в памяти словечки певучей «мовы», придававшие речи Михаила Николаевича несколько бодряческий тон.