JК
Мифогенная любовь каст (Том 1) :: Пепперштейн Павел
Страница: 56 из 127Если гармошка умело
Все говорит не тая,
Русая девушка в кофточке белой,
Где ж ты, ромашка моя?
Не ошибались и те, кто считал правильным смеяться в темноте и в тех местах, которые мы по привычке считаем "веселыми кварталами", изыскивать тайные пути, извилистые тропы в иной мир.
Возможно, эти искусники не нуждались в иных мирах, а только в моментах перехода, в темных и стремительных промежутках.
Дунаев был слеплен из другого теста. Он был рабочим и Коммунистом. В прошлом он был также солдатом и готов был снова стать им.
Если и его жизнь была всего только повествованием, то это повествование разворачивалось не перед призраками, а перед реальными людьми - перед рабочими завода, крепкими, упрямыми, умеющими, что называется, "разгрызть колосок". Да, он был "настоящим человеком", из той породы, что описана в знаменитой книге Бориса Полевого. У "настоящего человека" были искалечены ноги, но он полз к цели (народ говорит, что и сейчас ползет - сохраняя даже среди летнего дня не растаявший лед на голове, разбухший от трупного яда и смертельно опасный для детей, собирающих грибы). У Дунаева была повреждена голова, но он брел куда-то, навстречу судьбе, полный решимости бороться до конца. И тем не менее он ощущал ужас и пустоту. Повествование его жизни потеряло своих слушателей, оно превращалось на глазах в лепет и бред, оно погружалось в бессодержательную тьму - ведь ему никогда прежде не приходилось слышать молчания, столь ничего не значащего, как молчание "немых старшин", никогда не приходилось слышать речи столь неестественной и излишней, как речь лисоньки.
Все говорит не тая,
Русая девушка в кофточке белой,
Где ж ты, ромашка моя?
Не ошибались и те, кто считал правильным смеяться в темноте и в тех местах, которые мы по привычке считаем "веселыми кварталами", изыскивать тайные пути, извилистые тропы в иной мир.
Возможно, эти искусники не нуждались в иных мирах, а только в моментах перехода, в темных и стремительных промежутках.
Дунаев был слеплен из другого теста. Он был рабочим и Коммунистом. В прошлом он был также солдатом и готов был снова стать им.
Если и его жизнь была всего только повествованием, то это повествование разворачивалось не перед призраками, а перед реальными людьми - перед рабочими завода, крепкими, упрямыми, умеющими, что называется, "разгрызть колосок". Да, он был "настоящим человеком", из той породы, что описана в знаменитой книге Бориса Полевого. У "настоящего человека" были искалечены ноги, но он полз к цели (народ говорит, что и сейчас ползет - сохраняя даже среди летнего дня не растаявший лед на голове, разбухший от трупного яда и смертельно опасный для детей, собирающих грибы). У Дунаева была повреждена голова, но он брел куда-то, навстречу судьбе, полный решимости бороться до конца. И тем не менее он ощущал ужас и пустоту. Повествование его жизни потеряло своих слушателей, оно превращалось на глазах в лепет и бред, оно погружалось в бессодержательную тьму - ведь ему никогда прежде не приходилось слышать молчания, столь ничего не значащего, как молчание "немых старшин", никогда не приходилось слышать речи столь неестественной и излишней, как речь лисоньки.