Миколавна и Милосердия   ::   Екимов Борис

И сама она будто большая старая птица, облезлая, обескрылевшая, еле живая, прячется, словно в дупле, в глухой огороже стен, высокого забора, густой зелени.

Только я слышу ее. Порой она меня окликает:

- Милосердию мою не видал?

- Не видал, - отвечаю ей.

- Увидишь, перекажи, пусть зайдет. Все мыкается.

"Милосердия" - это Дуня ли, тетка Дуня, а для молодых - давно уже бабка Дуня, которая живет против нас, через улицу. Она - казак вольный, в вечных походах. Ранним утром торопливо шлепают ее просторные калоши через улицу, в соседский двор.

- Миколавна! - окликает она. - Живая?..

- Слава Богу, дышу... А всю ночь промучилась. Лишь чуток комариным сном задремлю - и враз меня жаром осыпает...

И пошли речи известные, стариковские: о ночных хворях да недобрых снах.

С веранды моей видна лишь крыша дома соседского да верх стены. Все остальное заслоняет высокий забор да зелень. Но голоса и речи ясно слышны. И словно вижу картину привычную: на крыльце, на низкой скамеечке, - большая оплывшая Миколавна в просторной ночной рубахе, а рядом - тетка Дуня, худая и востроносая, словно воробей. Она не присядет. Костлявые черные ноги в просторных калошах покоя не ведают, с утра тем более. Сучит тетка Дуня ногами, уже занудившись. Соседкиным жалобам сострадает участливым быстрым говорком:

- Какая беда... Какая беда... Это надо... Беда так беда. - И успевает новости выложить и собственное, больное: - Таиса Абрамкина своего прогнала. Капеля он, говорит, и боле никто. Поросенок опять не жрет, гад. Била его, била. Кобель гавкать не стал.