JК
Минерва :: Манн Генрих
Страница: 279 из 280Она выслушала тихий рассказ и сделала знак: «Идите!»
Затем она в своем белом платье, которое сверкало, со своими черными волосами, которые искрились, неторопливо опустилась возле своего мертвого друга, прильнув грудью к его окровавленной груди. Она целовала его и говорила с ним.
— Вот ты. Толпа задержала тебя: она ревновала тебя ко мне… Ты доволен? Ведь ты хотел, чтобы народ привлек тебя к ответственности за то, что не были исполнены обещания великодушных времен. Но ты, друг, исполнил все, что обещал, никогда не сходя со своей далекой от житейской мудрости высоты. И я тоже сделаю все, что обещала. Все меняется, но мои чувства все те же, такие же гордые, как твои. Сначала в моих объятиях лежали грезы, потом их сменили картины, а теперь их место займут горячие тела… знаешь ты, все, все безразлично, что мы делаем, и что совершается с нами, — важно только одно: души, чувствующие друг друга!
Она чувствовала его ответ. Она согревала его губы, и лунный свет, струившийся с дома, с фонтанов и деревьев, был свидетелем самого нежного часа ее жизни.
Она встала.
— Проспер, мы уезжаем.
Егерь не решился сказать, что внизу у дороги караулит мятеж: он знал свою госпожу. Он сказал:
— Ваша светлость, карета сломана.
— Вели заложить коляску. Позаботься о моем чемодане.
— А господин маркиз?
— Пусть управляющий положит его в зале. Мы телеграфируем в Рим. Его захотят взять туда, пусть берут.
Проспер поклонился и ушел; она с изумлением смотрела ему вслед.
Затем она в своем белом платье, которое сверкало, со своими черными волосами, которые искрились, неторопливо опустилась возле своего мертвого друга, прильнув грудью к его окровавленной груди. Она целовала его и говорила с ним.
— Вот ты. Толпа задержала тебя: она ревновала тебя ко мне… Ты доволен? Ведь ты хотел, чтобы народ привлек тебя к ответственности за то, что не были исполнены обещания великодушных времен. Но ты, друг, исполнил все, что обещал, никогда не сходя со своей далекой от житейской мудрости высоты. И я тоже сделаю все, что обещала. Все меняется, но мои чувства все те же, такие же гордые, как твои. Сначала в моих объятиях лежали грезы, потом их сменили картины, а теперь их место займут горячие тела… знаешь ты, все, все безразлично, что мы делаем, и что совершается с нами, — важно только одно: души, чувствующие друг друга!
Она чувствовала его ответ. Она согревала его губы, и лунный свет, струившийся с дома, с фонтанов и деревьев, был свидетелем самого нежного часа ее жизни.
Она встала.
— Проспер, мы уезжаем.
Егерь не решился сказать, что внизу у дороги караулит мятеж: он знал свою госпожу. Он сказал:
— Ваша светлость, карета сломана.
— Вели заложить коляску. Позаботься о моем чемодане.
— А господин маркиз?
— Пусть управляющий положит его в зале. Мы телеграфируем в Рим. Его захотят взять туда, пусть берут.
Проспер поклонился и ушел; она с изумлением смотрела ему вслед.