Мёртвые сраму не имут   ::   Бакланов Григорий Яковлевич

— Орудие было в походном положении… Надо было привести в боевое… Стать на позицию…

Если бы об этом бое, во время которого почти безоружные люди сожгли шесть танков, дрались до последней возможности, дрались и умирали, не пропуская немцев, если бы об этом бое рассказывал Ушаков, которому нечего было стыдиться, он бы рассказывал с болью, но и гордостью. Ищенко оправдывался. Он мог оправдываться только за себя, но он рассказывал о дивизионе, и получалось, что в действиях всего дивизиона — и тех, кто жив, и тех, кто погиб в бою, — было что-то постыдное, что он старался скрыть.

А за окном стояли две пробитые пулями немецкие грузовые машины, и в кузове одной из них, на плащ-палатке, лежал убитый Васич.

— Мы хотели успеть отойти к лесу. Чтобы спина была прикрыта. И там стать на позицию. А то танки могли с тыла обойти…

— «Стать на позицию…», «Походное, боевое положение…» — перебил Елютин. — Вот в соседней бригаде, когда Запорожье брали… Тоже ваши системы — стопятидесяти-двух… Комбат… Как его?.. — Протянув руку в сторону замполита, Елютин нетерпеливо щёлкал пальцами, прося подсказать. — Ещё он в оккупации был…

— Харсун?

— Харсун! Вёл батарею в походном, как ты говоришь, положении, видит — танки! Ни в какое боевое положение он её не приводил, времени у него на это не оставалось. Развернулся, ахнул! Ахнул! Восемь снарядов — два танка горят! Получай орден!

С точки зрения артиллериста, Елютин говорил немыслимые вещи.