Мой дед, мой отец и я сам   ::   Кунин Владимир Владимирович

С искареженным капотом, простреленным ветровым стеклом, с дверцами, пробитыми пулеметными очередями, с израненным в щепки фургоном, хромая спущенными правыми задними колесами, ЗИС медленно подкатил к штабу дивизии.

– Артисты приехали! Арти...

Сержант тяжело вылез из-за руля, обошел фургон и заглянул внутрь:

– Все живы?

– Все, голубчик... Все, слава богу, – ответила старая певица.

* * *



Сержант и старик-ефрейтор только что закончили делать холмик на могиле Кати.

Неподалеку, метрах в трехстах, шел концерт под открытым небом. Оттуда доносилась музыка, веселые куплеты и аплодисменты.

Сержант взял лопату под мышку, помотал забинтованными руками и попросил старика-ефрейтора:

– Сверни мне покурить.

– Погоди ты с куревом, – недовольно сказал старик. – Сыми шапку.

Сержант бросил лопату и неловко стянул с себя пилотку.

Старик тоже снял с себя пилотку, засунул ее под ремень, обратился лицом к солнцу, перекрестился и сказал:

– Господи, упокой душу рабы твоей... Как ее звали-то?

– Катя, – грустно сказал сержант.

– Господи, упокой душу рабы твоей Катерины... – старик истово перекрестился. – Прости своей усопшей рабе все прегрешения...

– Какие еще прегрешения?! – злобно ощерился сержант и шагнул у старику-ефрейтору.

– Ну, говорят так... – забормотал старик.

– Я тебе покажу «прегрешения»! – рявкнул сержант.

Старик испуганно втянул голову в плечи и сержант почувствовал себя виноватым.

– Не было у нее никаких прегрешений, – тихо произнес сержант. – Не было...