Моя Антония   ::   Кэсер Уилла

От начала до конца ее Маргарита была фигурой трагической, снедаемой угрызениями совести. Она не признавала легкости ни в манере, ни в интонациях. Ее низкий голос звучал резко. "Ар-р-р-ман!" - восклицала она, будто призывая его на Страшный суд. Но текст пьесы говорил сам за себя. Актрисе достаточно было только произносить реплики. Образ Маргариты возникал, несмотря на ее игру.

Бездушный свет, в который Варвиль вновь ввел Маргариту, ни в одном акте не казался столь блистательным и беспечным, как в четвертом, когда герои пьесы собрались в гостиной у Олимпии. Помню люстры, спускавшиеся с потолка, множество слуг в ливреях, мужчин у ломберных столов, заваленных золотыми монетами, и лестницу, по которой спускались гости. После того, как все столпились у столов, и после сцены Прюданс с юным Дювалем на лестнице появилась Маргарита с Варвилем - какой на ней был туалет! Какой веер! Какие драгоценности! И какое при этом лицо! Стоило взглянуть на него, и сразу становилось ясно, что творилось в душе у Маргариты. Когда Арман, произнося роковые слова: "Будьте все свидетелями, я ничего больше не должен этой женщине", швырнул теряющей сознание Маргарите золото и банкноты, Лена рядом со мной вся сжалась и закрыла лицо руками.

Затем занавес поднялся, открыв спальню Маргариты. К этому времени нервы мои были взвинчены до предела. Я готов был залиться слезами даже при виде Нанины.