JК
Молчание :: Эндо Сюсаку
Страница: 184 из 229» Глаза Феррейры сверкали; в них светилась уверенность в правоте, не свойственная побежденному.
Во дворе послышались негромкие шаги караульного. Но вот и они затихли; в кромешной тьме раздавался лишь скрежет жуков-скарабеев.
Нет, это немыслимо. Невозможно!
Родригесу не хватало опыта миссионерской работы, чтобы опровергнуть аргументы Феррейры, но принять их на веру значило перечеркнуть всю свою жизнь. Он в исступлении стал колотиться головой о стену, размеренно повторяя: «Это немыслимо... Невозможно...»
Да, невозможно! Человек не может жертвовать жизнью ради фальшивой веры. Он видел собственными глазами гибель этих крестьян, японских мучеников. Только вера в Спасителя могла согреть их в последний час, посреди дождливого моря. Они были истовыми христианами. И пусть вера их была наивной и грубой - зажгли ее не японские бонзы, а христианские миссионеры!
Священник снова припомнил весь разговор с Феррейрой. Тот не сказал ни единого слова о мучениках! Несомненно, он избегал этой темы. Он не желал вспоминать о тех, кто оказался сильнее, кто выдержал пытки и «яму». Как хотелось Феррейре поделить свое бремя с Родригесом - бремя трусливого малодушия и одиночества!..
Спит ли сейчас Феррейра? Нет, не может он спать. Он тоже смотрит во тьму распахнутыми глазами, терзаясь муками одиночества. И одиночество это страшнее и горше тюремной тоски Родригеса. Ведь Феррейра предал не только себя - он старался увлечь и другого на путь предательства.
Во дворе послышались негромкие шаги караульного. Но вот и они затихли; в кромешной тьме раздавался лишь скрежет жуков-скарабеев.
Нет, это немыслимо. Невозможно!
Родригесу не хватало опыта миссионерской работы, чтобы опровергнуть аргументы Феррейры, но принять их на веру значило перечеркнуть всю свою жизнь. Он в исступлении стал колотиться головой о стену, размеренно повторяя: «Это немыслимо... Невозможно...»
Да, невозможно! Человек не может жертвовать жизнью ради фальшивой веры. Он видел собственными глазами гибель этих крестьян, японских мучеников. Только вера в Спасителя могла согреть их в последний час, посреди дождливого моря. Они были истовыми христианами. И пусть вера их была наивной и грубой - зажгли ее не японские бонзы, а христианские миссионеры!
Священник снова припомнил весь разговор с Феррейрой. Тот не сказал ни единого слова о мучениках! Несомненно, он избегал этой темы. Он не желал вспоминать о тех, кто оказался сильнее, кто выдержал пытки и «яму». Как хотелось Феррейре поделить свое бремя с Родригесом - бремя трусливого малодушия и одиночества!..
Спит ли сейчас Феррейра? Нет, не может он спать. Он тоже смотрит во тьму распахнутыми глазами, терзаясь муками одиночества. И одиночество это страшнее и горше тюремной тоски Родригеса. Ведь Феррейра предал не только себя - он старался увлечь и другого на путь предательства.