Молодая война   ::   Гранин Даниил

— Возьми сапоги-то. Возьми, — сказала она.

Ермолаев замотал головой:

— Не возьму. — Он притопнул босой ногой. — Я привыкший.

— Обуйся, — сказал я.

Ермолаев обнял меня за плечи:

— Может, шинели им оставим? А? Мы и так дойдем. А им зимовать.

— Обуйся, — сказал я.

Он отступил.

— Сердца в тебе нет! — крикнул он. — Бюрократ.

Ребята смотрели на меня как чужие. Они тоже готовы были снять с себя сапоги и шинели, я чувствовал это. Я протянул руку и взял сапоги.

— Не трогай! — закричал Ермолаев.

Я бросил ему сапоги.

— Надевай, — сказал я. — Или оставайся тут.

Я пошел, не оборачиваясь. Потом я услышал, что за мной идут ребята. А потом услышал, как нагнал нас Ермолаев.

Через час мы подобрались к шоссе. Еще не доходя до шоссе, мы пересекли ту погорелую разбитую деревню. Беленые русские печи высились, широкие и могучие, среди выжженной земли. Сохранилась околица — кусок изгороди с воротами, закрытыми на веревочное кольцо.

По шоссе ехали мотоциклы и машины. Мы лежали в кустах. Машины ехали не торопясь, потому что туман еще не сошел, но нам-то казалось, что не торопятся они потому, что уже некуда торопиться. Такие у нас были тогда горькие мысли.

Наконец мы проскочили шоссе и снова шли лесом. Под вечер на закате мы вышли к речке, к стоптанному лужку за омутом. Здесь мы увидели коров. Вернее сказать, что они увидели нас. Они бросились к нам. Не подошли, а подбежали.