Монсеньор Кихот   ::   Грин Грэм

— Форму? Какую форму?

— Пурпурные носки, монсеньер, и пурпурный… как же называется эта штука, которую они носят на груди под воротничком?

— Pechera [нагрудник (лат.)]. Глупости все это. Никто не заставит меня носить пурпурные носки и пурпурный…

— Вы же солдат церковной армии, отче. И вы не имеете права пренебрегать знаками различия.

— Я ведь не просил, чтоб меня делали монсеньером.

— Вы, конечно, можете подать в отставку и уйти из вашей армии.

— А вы можете подать в отставку и выйти из вашей партии?

Оба выпили еще по рюмке водки, и между ними воцарилось молчание, какое бывает между товарищами, — молчание, когда каждый размышляет о своем.

— Как вы думаете, ваша машина могла бы довезти нас до Москвы?

— «Росинант» для этого слишком стар. Он не выдержит такой дороги. Да и епископ едва ли сочтет Москву подходящим местом для моего отдыха.

— Вы же больше не подчиняетесь епископу, монсеньор.

— Но и Святой Отец… А знаете, «Росинант», пожалуй, мог бы довезти нас до Рима.

— Вот уж куда меня совсем не тянет, так это в Рим. На улицах сплошь одни пурпурные носки.

— В Риме мэр — коммунист, Санчо.

— К еврокоммунистам меня тоже не тянет — как и вас к протестантам. В чем дело, отче? Вас что-то огорчило?

— Водка родила во мне мечту, а после второй рюмки она исчезла.

— Не волнуйтесь. Вы не привыкли к водке, и она ударила вам в голову.

— Но почему сначала — сладкая мечта… а потом — огорчение?

— Я знаю, о чем вы говорите.