Морозная ночь   ::   Толстой Алексей Николаевич

Он высок ростом и костляв. Заросшее бородой его больное лицо с красным румянцем на скулах морщинисто улыбается. Большие глаза, блестящие от лихорадки, глядят из темных впадин на друзей и, кажется, не видят их.

- Итак, с новым годом!..

Затем он садится, тяжело кладет локти на стол, упирает волосатый подбородок в кулаки...

- Не очень-то весело сидеть с умирающим человеком... Э, бросьте, чего там!.. Умирать, честное слово, не страшно, - жалко покидать навек нашу планету - зеленую, шумную, скандальную... Я бы еще тысячу лет прожил, право... Весной поеду в Париж, к доктору Манухину, освещать селезенку рентгеном. Мне Горький рассказывал в двадцать первом году, как его Манухин спас. Жил он на Капри, чахотка в сильнейшем градусе, доктора дали два месяца жизни. Приехал Манухин, сейчас же Алексея Максимовича на пароход в Неаполь и сделал двенадцать освещений селезенки. А через два месяца вместе вино пили...

Расширенные зрачки его бегали по лицам друзей. Казалось, он боялся одного, что вот переглянутся друзья и скажут: "Ну, брат, прощай, тебе надо в постель, час поздний, выздоравливай". ...Простятся крепким рукопожатием и с облегчением пойдут в прихожую и там, надевая калоши, вполголоса заговорят о чем-то совсем уже постороннем и веселом...

- Да пейте же, товарищи... Угощение у меня слабое. Говорил старухе расстарайся, купи чего-нибудь повкуснее... Надо бы самому было выйти... Прямо говорю - что хотите делайте, а я в постель не лягу...