Московский полет   ::   Тополь Эдуард

Ну подумайте: поедет ли беглый каторжник на экскурсию в свою тюрьму? Или бывший заложник иранских террористов, рассказавший миру о том, как над ним издевались во время заключения, — полетит ли он в Иран проведать своих стражников?

Я шел в самолет, как в Диснейленде дети идут в зал ужасов — им страшно, но вторым сознанием они твердят себе то, что говорит моя дочка, когда смотрит фильмы про монстров. «Papa, don't worry, it is not real! [Папа, не бойся, это же понарошку]!» Так и мне все казалось, что сейчас разобьется какая-нибудь ваза, лопнет окно, рухнет потолок и я проснусь. Ведь ровно три года — все три первых года пребывания в Америке — мне еженощно снилась Москва — что я иду по улице Горького, а вокруг — люди, но все молчат. Все знают, что я эмигрант, «предатель родины», но все молчат и ждут, когда меня схватит милиция или КГБ. И я жду того же и мысленно шарю по карманам: где же мой американский паспорт? Страх, что я потерял этот паспорт, забыл, выронил — этот страх душил меня, и я просыпался с диким сердцебиением, потный от удушья. А теперь я сам, по своей воле шел в этот сон. Весело, как по льду.

И, видно, улыбка на моем лице была такая идиотская, что стоявшая при входе в самолет стюардесса спросила.

— Вы с этого рейса?

— Надеюсь, что нет, — ответил я.

Она заглянула в мой посадочный талон и решила, что я пошутил.

— Yes, you are! — воскликнула она радостно. — 16-D. This way, please! [Да, с этого! Ваше место 16-D. Сюда, пожалуйста!]

Ее рука в белой перчатке указала мне проход к моему креслу в шестнадцатом ряду. Кажется, это было единственное, что я увидел в те минуты — только руку в белой перчатке, но — ни лиц своих попутчиков, ни лица той стюардессы.