Мрамор   ::   Бродский Иосиф

]

II акт

[Та же камера после обеда. За окном темнеет. Публий ковыряет во рту зубочисткой. На голове наушники -- видимо, слушает музыку. Туллий, в кресле, шелестит газетой. Картина мира и благополучия.]

Публий ([вздрогнув, настораживается: стаскивает наушники]). По-моему, канарейка запела. Или мне показалось?

Туллий. Послышалось.

Публий. Я уверен, что слышал канарейкино пение. Странно... А ты не врешь?

Туллий. Да пошел ты...

Публий. Может, они опять "Лесной Аромат" в камеру пустили? ([Тянет носом.]) Хотя это только по пятницам... Туллий?

Туллий. Ну чего?

Публий. Какой сегодня день недели?

Туллий. Понятия не имею. Вроде эта, как ее? -- среда.

Публий. С тех пор как при Траяне летосчисление отменили, дни недели тоже стали какими-то... как пальцы рук... безымянными, правда? То есть оно, конечно, лучше, что мы на порядковые номера перешли. Потому что после двухтысячного года как-то смысла нет года считать. Даже после тысячного уже ничего непонятно. До тысячи еще можно досчитать, а потом засыпаешь... да и для кого считать-то вообще? Это же не деньги. Ничего же не остается. Не потрогаешь... И начали-то, наверно, считать от нечего делать... Хотя вот мы, например, -- не считаем же. Хотя делать, вроде, и нечего... Пространство, наверно, мерили. То есть расстояние. Столько-то дней пути. И так и пошло, по инерции... остановиться не могли. Тысяча. Две тысячи. И т. д. Даже когда километры появились... Спасибо Траяну, одумался.