Мрамор   ::   Бродский Иосиф

Того гляди, про лебедя и двойника сочинять примешься... Удивительно, Туллий, что ты не пробовал. При таком-то виде.

Туллий. Я пробовал. Не далее как вчера.

Публий. Ну?

Туллий.

Вид, открывающийся из окна,

Девять восемьдесят одна.

Публий. Девять восемьдесят чего? Девять восемьдесят одна?.. Это чего такое?

Туллий. Ускорение свободного падения.

Публий. Макабр. Помноженное на 500 метров, если не больше. Макабр... Значит, ты тоже об этом думаешь?

Туллий. О чем?

Публий. Ну... об этом ([указывает глазами на потолок]) ...сам понимаешь.

Туллий ([смотрит на потолок]). Над нами только этот... как его?.. ресторан. И антенна телевизионная.

Публий. Да я не про то!.. ([Обрывает себя на полуслове. Следует отчаянная пантомима. Возводя глаза горе, Публий одновременно тычет пальцем вниз. Затем, убедившись, что смысл его жестикуляции не доходит до Туллия, меняет тактику и, тыча пальцем в потолок, косит глазами в пол. После чего следует комбинация того и другого, в итоге которой он окончательно запутывается и, поняв это, кричит -- смесь шепота и крика.]) О побеге! Или... или -- о ([с расширенными глазами]) о самоубийстве!

Туллий. Очень благородная римская традиция. Сенека и Лукреций. Марк Антоний... Это с какой же стати я о самоубийстве думать должен?

Публий. Ну как же! Это ж -- это же -- выход!

Туллий. Самоубийство, Публий, не выход, а слово "выход", на стенке написанное. Как сказано у поэта. Только и всего.

Публий.