Мы расстреляны в сорок втором   ::   Пархомов Михаил

Не было еще случая, чтобы Семин повысил голос. Он не требует, как некоторые, чтобы перед ним вытягивались в струнку. Но зато как бы тихо он ни отдал приказание, можете не сомневаться, что оно будет выполнено немедленно, без пререканий.

К тому же Семин высок, статен и красив. Кажется, что это про него сложили песню: «Ты, моряк, красивый сам собою…»

Раньше Семин служил на Черном море, на ЧФ.

Но случилось так, что он проштрафился и его списали. Так он очутился на «Кремле».

Вот к нему бы я охотно обратился насчет увольнительной, Семин бы мне не отказал. Да только случилось так, что он еще с вечера закрылся в кают-компании с начальником штаба флотилии и командирами других кораблей. Ну а с совещания его, известное дело, не вызовешь. И вот оказывается, что Семин меня зовет к себе. Я стучу в дверь. По кают-компании слоится дым, сизыми простынями висит в воздухе. На столе блокноты, стаканы с остывшим и недопитым чаем. Совещание уже кончилось, и командиры прохаживаются, разговаривают. Некоторые в расстегнутых кителях.

— Пономарев? Давай, заходи.

Семин подводит меня к начальнику штаба, который, вытянув длинные ноги, развалился в кожаном кресле. Тот смотрит пристально, словно оценивает.

Поручение не так уж сложно. У начштаба в Киеве семья. Мать, жена, двое деток. Живут они на улице Кирова, шофер знает. Мне надлежит помочь им собраться в дорогу. Упаковать вещи, отвезти на вокзал и усадить в вагон. Вот билеты и ночной пропуск.