Мы расстреляны в сорок втором   ::   Пархомов Михаил

Погиб во цвете лет.

— А я совсем не боялся, — храбрится Сенечка. Прислонившись к стенке окопчика, он чистит ногти ножом.

— Еще бы! Ты, Перманент, у нас герой, — говорит Ленька. — Куда нам всем до тебя…— и неожиданно спрашивает:— Пощупай, штаны сухие?

— Иди ты знаешь куда…— обижается Сенечка. Целую ночь и весь следующий день мы не вылезаем из окопчиков. Еду нам приносят с корабля. Лежим, лениво жуем сухари, покуриваем. Немцев нет и в помине. И с каждым часом мы чувствуем себя все беспечнее и беспечнее.

— Может, махнем в Мышеловку к девчатам, а? — предлагает Сенечка. — Когда стемнеет, а?

Гульнем маленько, а потом вернемся. Никто не узнает.

— Правильно, — подхватывает Жора. — Благословляешь, старшина? Чего сидеть, в самом деле…

Он обращается ко мне. После того, как Семин приказал Сероштану вернуться на корабль, я остался за старшего.

— А что, Пономарь, может, действительно сходим? Хоть разок поедим по-человечески. Это говорит уже Ленька Балюк.

— Ладно, уговорили, — я уступаю медленно, неохотно.

— Красота, кто понимает! — Жора подбрасывает бескозырку в воздух и подставляет под нее голову. — А что касается выпивки, то это я беру на себя. У меня нюх, из-под земли достану…

Он срывается с места, но я останавливаю его.

— Постой! Ты куда? А пулемет?

— Никуда он не денется. Пусть лежит.

— Отставить разговорчики, — говорю я решительно. — Оружие забрать с собой. Отходить по одному.