Мы расстреляны в сорок втором   ::   Пархомов Михаил

На манеже, сменяя друг друга, появлялись эквилибристы, партерные акробаты, музыкальные эксцентрики. Они крутили арабские сальто, демонстрировали японский кульбит, прыгали на батуте. Откуда было знать им, что постоянные посетители галерки на следующий день будут разучивать все их номера где-нибудь на пляже либо во дворе и что некоторые из них сами потом станут циркачами?

Но я акробатом так и не стал. Ребята говорили, что я слишком тяжел для того, чтобы быть «верхним», и слишком легок для того, чтобы работать внизу…

Я задумываюсь. С какой-то особой радостью брожу по длинным и темным корридорам своей памяти. Заглядываю в самые глухие закоулки. Тревожусь невесть отчего, о чем-то грущу…

Вот мне четырнадцать лет. Ребята, которые постарше, уезжают в Донбасс, на Магнитку, на Днепрострой, и мы провожаем их с завистью. Всюду перед глазами две огромные цифры: «518» и «1040» — плакаты напоминают о том, сколько заводов и машинно-тракторных станций должно быть построено в первой пятилетке. Затем появляется новый призыв: «Пятилетку — в четыре года!»

Этот призыв обращен и ко мне, ведь я уже работаю на заводе. Правда, это маленький экспериментальный завод, но мы выпускаем компрессоры. В нашем цехе стоят строгальные, револьверные, токарные станки, старенькая «козочка»… Домой я приношу первую получку — двадцать пять рублей.