JК
Третейский судья :: Лаврова Ольга
Страница: 116 из 123В подобных случаях из-за эмоциональной перегрузки убийцы почти всегда несколько часов спят… Выходит, убийство спасло его от ареста.
– Арест, наоборот, мог спасти от убийства, – вставляет Томин. – Ирония судьбы.
– Но за что Коваль убил любимую девушку? Вам не хочется рассказать? – вдруг спрашивает Пал Палыч.
Пал Палыч не напрасно допытывается. На самом деле Ковалю хочется рассказать. Если человек десять лет молчит, а потом его доводят до кондиции, ему, конечно, хочется выплеснуть правду. Правда – странная вещь, она всегда наружу просится. Но не всегда ее наружу пускают. Коваль не пустит.
Коваль глухо молчит, лицо безжизненное.
– Неужели не хочется?.. Ладно, попробую я, – решает Пал Палыч.
Он делает знак, и Томин достает еще пива. Но теперь оно уже не производит расслабляющего действия, все слишком напряжены.
– Я думал о вас, перечитывал дела о наркотиках и убийстве. Ходил с вами по набережной. Я влез в вашу шкуру и – мне кажется – понял. Коваль занимался наркоторговлей, но терпеть не мог наркоманов. Лучше других он знал, что это погибшие люди. Среди его соратников наркоманов не было.
– Паша, был один, но как-то странно помер, – напоминает Томин, имея в виду скоропостижно скончавшегося Снегирева.
– Верно. Это подтверждает мою мысль. Вероника кололась. У меня тут есть запись протокола осмотра с места убийства. «Положение тела», «трупные пятна», «окоченение».
– Арест, наоборот, мог спасти от убийства, – вставляет Томин. – Ирония судьбы.
– Но за что Коваль убил любимую девушку? Вам не хочется рассказать? – вдруг спрашивает Пал Палыч.
Пал Палыч не напрасно допытывается. На самом деле Ковалю хочется рассказать. Если человек десять лет молчит, а потом его доводят до кондиции, ему, конечно, хочется выплеснуть правду. Правда – странная вещь, она всегда наружу просится. Но не всегда ее наружу пускают. Коваль не пустит.
Коваль глухо молчит, лицо безжизненное.
– Неужели не хочется?.. Ладно, попробую я, – решает Пал Палыч.
Он делает знак, и Томин достает еще пива. Но теперь оно уже не производит расслабляющего действия, все слишком напряжены.
– Я думал о вас, перечитывал дела о наркотиках и убийстве. Ходил с вами по набережной. Я влез в вашу шкуру и – мне кажется – понял. Коваль занимался наркоторговлей, но терпеть не мог наркоманов. Лучше других он знал, что это погибшие люди. Среди его соратников наркоманов не было.
– Паша, был один, но как-то странно помер, – напоминает Томин, имея в виду скоропостижно скончавшегося Снегирева.
– Верно. Это подтверждает мою мысль. Вероника кололась. У меня тут есть запись протокола осмотра с места убийства. «Положение тела», «трупные пятна», «окоченение».