JК
Третейский судья :: Лаврова Ольга
Страница: 8 из 123Чудно, конечно… И вот на этом как раз месте, – она обводит рукой окрестные памятники, – самый гороскоп оказался! Два Козерога, посередине Рак и еще у кого-то год Крысы…
– И ради этого бреда срыли могилу!
– Ну-у, тут уж куда было деваться. Она тут все долларами засыпала. Тут уж чего. Наши мужики, которые с лопатами, прям все стеной стали, все «за». И директор не спорил. Только, говорит, купите другое место. Для вашей, значит, мамаши. И жена эта сразу доллары, доллары, ничего не жалела!
– Маму перенесли?
– Ну да! Все косточки до единой собрали, все досточки, в новый гроб сложили, ничем не обидели. И памятник перевезли. Идемте.
Тимофеевна ведет Коваля на окраину кладбища. Они минуют холмик со свежим крестом, над которым женщина в черном читает псалтирь.
– Глядите, как положили! – нахваливает Тимофеевна, пропуская своего спутника вперед, к могиле. – Здесь ей лучше будет: и солнышко, и простору больше. И без Козерогов, – пытается она сострить.
Коваль сует ей зеленую купюру:
– Оставьте нас.
– Земля ей пухом, земля пухом, – приговаривает Тимофеевна, удаляясь.
Коваль нащупывает изнутри щеколду ограды, отворяет калитку и ступает внутрь. Места немного, но хватает, чтобы опуститься на колени. Он кладет к памятнику три розы, которые забыто держал в руке. Над головой неприятно каркает ворона.
Доносится голос, читающий псалом:
– «Окропиши мя иссопом, и очищуся; омыеши мя, и паче снега убелюся. Слуху моему даси радость и веселие; возрадуются кости смиренные. Отврати Лице Твое от грех моих и вся беззакония моя очисти.
– И ради этого бреда срыли могилу!
– Ну-у, тут уж куда было деваться. Она тут все долларами засыпала. Тут уж чего. Наши мужики, которые с лопатами, прям все стеной стали, все «за». И директор не спорил. Только, говорит, купите другое место. Для вашей, значит, мамаши. И жена эта сразу доллары, доллары, ничего не жалела!
– Маму перенесли?
– Ну да! Все косточки до единой собрали, все досточки, в новый гроб сложили, ничем не обидели. И памятник перевезли. Идемте.
Тимофеевна ведет Коваля на окраину кладбища. Они минуют холмик со свежим крестом, над которым женщина в черном читает псалтирь.
– Глядите, как положили! – нахваливает Тимофеевна, пропуская своего спутника вперед, к могиле. – Здесь ей лучше будет: и солнышко, и простору больше. И без Козерогов, – пытается она сострить.
Коваль сует ей зеленую купюру:
– Оставьте нас.
– Земля ей пухом, земля пухом, – приговаривает Тимофеевна, удаляясь.
Коваль нащупывает изнутри щеколду ограды, отворяет калитку и ступает внутрь. Места немного, но хватает, чтобы опуститься на колени. Он кладет к памятнику три розы, которые забыто держал в руке. Над головой неприятно каркает ворона.
Доносится голос, читающий псалом:
– «Окропиши мя иссопом, и очищуся; омыеши мя, и паче снега убелюся. Слуху моему даси радость и веселие; возрадуются кости смиренные. Отврати Лице Твое от грех моих и вся беззакония моя очисти.