JК
Третейский судья :: Лаврова Ольга
Страница: 85 из 123Пышечка с почтением принимает кассету и семенит прочь.
– Жизнь есть игра, а сегодня ты сдал мне козыря. Выпьем за удачу.
Чокаются, Руслан пригубливает: он практически на работе.
Включается музыка. Звучит «Лили Марлен». Ландышев подпевает. Далась ему эта песенка сопливая… Вдруг взглядывает пристально:
– Ты как к немцам относишься?
– Нормально, – говорит Руслан.
– Фюрер был крепкий мужик. Наплевать, говорит, что мои сапоги в крови, мне важно в них дойти до победы. И марксизм так же учил: критерий истины есть практика… Считаешь, для чего мне нужно сломать Авдеева? – Хмелеет помаленьку.
– Большие деньги на кону.
– Нет, не понимаешь. Я его разорю, и я его фирму заберу. За гроши. Понял? Больно жирный для него кусок. Он как был таксистом, так и остался.
Томин, служа в Интерполе, слегка помотался по свету и видел кладбища на разных широтах – как правило, вылизанные, просторные, с регулярно расположенными надгробиями. Вероятно, красивые с тамошней точки зрения. Но елки-палки, до чего же неуютные!
То ли дело на Родине: немножко мусорно, но зато лежат покойники живописно, разнообразно, кто под плитой, кто под плечистым памятником. Кто под крестом, который уже в землю врос. И у каждого своя «каморка» с оградой, иногда «квартирка» на несколько могил; с кем жил, с теми и лежит, оно приятно. И лица на портретах сплошь приятные. И в каждой оградке своя эстетика: где лавочка и песочком посыпано, где незабудки, где венок жестяной с розами.
– Жизнь есть игра, а сегодня ты сдал мне козыря. Выпьем за удачу.
Чокаются, Руслан пригубливает: он практически на работе.
Включается музыка. Звучит «Лили Марлен». Ландышев подпевает. Далась ему эта песенка сопливая… Вдруг взглядывает пристально:
– Ты как к немцам относишься?
– Нормально, – говорит Руслан.
– Фюрер был крепкий мужик. Наплевать, говорит, что мои сапоги в крови, мне важно в них дойти до победы. И марксизм так же учил: критерий истины есть практика… Считаешь, для чего мне нужно сломать Авдеева? – Хмелеет помаленьку.
– Большие деньги на кону.
– Нет, не понимаешь. Я его разорю, и я его фирму заберу. За гроши. Понял? Больно жирный для него кусок. Он как был таксистом, так и остался.
Томин, служа в Интерполе, слегка помотался по свету и видел кладбища на разных широтах – как правило, вылизанные, просторные, с регулярно расположенными надгробиями. Вероятно, красивые с тамошней точки зрения. Но елки-палки, до чего же неуютные!
То ли дело на Родине: немножко мусорно, но зато лежат покойники живописно, разнообразно, кто под плитой, кто под плечистым памятником. Кто под крестом, который уже в землю врос. И у каждого своя «каморка» с оградой, иногда «квартирка» на несколько могил; с кем жил, с теми и лежит, оно приятно. И лица на портретах сплошь приятные. И в каждой оградке своя эстетика: где лавочка и песочком посыпано, где незабудки, где венок жестяной с розами.