Мыс Трафальгар   ::   Перес-Реверте Артуро

Здесь, на баке, неуверенно шлепая босыми ногами по влажным доскам, подгоняемые выкриками и ударами плетки второго боцмана Фьер-ро (а глазомер у него отличный и рука тяжелая), люди, приставленные к фок-мачте и бушприту, раздергивают риф, чтобы кливер стал вдоль ветра, але-гоп, але-гоп, а потом крепят шкот с подветренной стороны, чтобы парус забрал. А это целое искусство.

— Найтовь!.. Я сказал: найтовь!… Найтовить, мать вашу!

Матросы кое-как подвязывают фал и шкот и растерянно переглядываются, не зная, то ли они делают. Да и откуда им знать. Из полусотни с лишним несчастных, отправленных на бак, чтобы производить нужные маневры и обслуживать шесть восьмифунтовых пушек носовой батареи (три с левого борта, три с правого), лишь около дюжины имеют морской и боевой опыт, так что боцману пришлось самому ухватиться за шкот, чтобы довести дело до конца. Мать вашу, бормочет он сквозь зубы. Мать вашу. Тяни, сукины дети. Еще тяни. Да вы просто сборище содомитов. Из Кадиса, понятное дело. В Кадисе только и есть, что тунец да содомиты.

Стоя в стороне, возле трубы камбуза, чтобы не мешать, дон Хасинто Фатас смотрит на них одним глазом, сощурив другой, будто целясь, чтобы выстрелить в рекрутов. Или в самого себя. Потом, сокрушенно вздохнув, оборачивается к гардемарину:

— Пусть здесь насыплют песка.

Он не говорит больше ничего, но Хинес Фалько угадывает остальное по его тону. Если эти бедняги скользят и спотыкаются уже сейчас, то лучше даже не думать о том, что будет, когда по доскам растекутся целые лужи крови. Внутренне содрогаясь, гардемарин просовывает голову в люк и отдает соответствующие распоряжения молоденьким юнгам, ожидающим внизу, на второй орудийной палубе, с бадьями песка.