На Быстрянке   ::   Брыль Янка

Отец его краснел, краснел, а потом за ремень - и давай! Выехал на нем из класса, а сам вернулся, штаны подпоясывает и просит: "Товарищи, извините..." Тоже, Людочка, скандал. Там было дикарства на автомашине, а тут... Ну, тут не дикарство, тут простота. Не признаю я этого деления на мужские и женские школы. У нас здесь, разумеется, все вместе, и ваш брат очень хорошо влияет на нашего: девочки вносят в класс благородство какое-то, при них меньше хамства... А что бывает иной раз учителю и нелегко, бывает, что и сорвешься, так что ж, Макаренко и тот не выдерживал. Бояться, Людочка, не надо.

- Я не боюсь, Сергей Григорьевич, я просто волнуюсь, как у меня получится.

- Ну, волноваться ты будешь всегда. Я старый воробей, три года завучем, теперь уже три директором, и то волнуюсь. И хорошо, Людочка, мы не пустяками занимаемся, мы воспитываем человека. Учи их любить труд, людей, землю, пускай научатся понимать, что к чему. - Он остановился. - А знаешь, Людочка? Если будет трудно, ты мне напиши. Мы ведь с тобой как-никак старые друзья. Он засмеялся, вспомнив партизанскую девчоночку, которая называла его дядей. - Здесь у тебя, конечно, будет свой коллектив. У меня тоже коллектив - есть с кем посоветоваться. Правда, мне больше самому приходится давать советы. А до чего иной раз хочется написать кому-нибудь, поделиться сомнениями!.. Так напишешь?

Она стояла спиной к солнцу, в белой вышитой блузке, стянутой красным шнурком, держала в руках зеленую веточку, сорванную на ходу, и улыбалась, как старшему брату.

- Я напишу, Сергей Григорьевич, непременно напишу.