Страница:
2 из 19
И тогда – любовь самая настоящая, и какую-то книгу написать – и одолеть весь мир…
Так вот и попал Андрей Иваныч служить – на край света, к чертям на кулички. Лежит теперь на диване – и чертыхается. Да как же, ей Богу: третий день приехал – и третий день от тумана не продыхнуть. Да ведь какой туман-то: оторопь забирает. Густой, лохматый, как хмельная дрема – муть в голове – притчится какая-то несуразная нелюдь – и заснуть страшно: закружит нелюдь.
Хоть какого-нибудь человечьего голоса захотелось – навождение свалить. Кликнул Андрей Иваныч денщика.
– Эй, Непротошнов, на минутку!
Как угорелый, влетел денщик и влип в притолку.
– Скушно у вас, Непротошнов: туман-то, а?
– Н-не могу знать, ваше-бродие…
"Фу ты, Господи: какие глаза рыбьи. Но можно же его чем-нибудь"… – Ну что, Непротошнов, через год домой, а?
– Так тошно, ваше-бродие.
– Жена-то есть у тебя?
– Так тошно, ваше-бродие.
– Небось, по ней соскучился? Соскучился, говорю, а?
Что-то тускло мигнуло в Непротошнове.
– Как оная, есть конкурент моей жизни, жена-то… то я… и потух, спохватился, вытянулся Непротошнов еще больше.
– Да что: разлюбил, что ли? Ну?
– Н-не могу знать, ваше-бродие…
"О, ч-чорт… Ведь вот: был, наверно, в деревне – первый гармонист, а теперь – рыбьи глаза. Нет, надо будет от него отвязаться"… – Ладно. Иди к себе, Непротошнов.
Отвалился Андрей Иваныч к подушке. В окно полз туман лохматый, ватный: ну просто не продыхнуть.
|< Пред. 1 2 3 4 5 След. >|