На ножах   ::   Лесков Николай Семенович

Форов снял фуражку, три раза перекрестился и проговорил}

- Боже меня сохрани!

- На мне жениться?

-Да, на вас жениться: сохрани меня грозный Господь Бог Израилев, карающий сыны сынов даже до седьмого колена.

- Это отчего?

- Да разве мне жизнь надоела!

- Значит, на мне может жениться только тот...

- Тот, кто хочет ада на земле, в надежде встретиться с вами там, где нет ни печали, ни воздыхания.

- Вот одолжил! - воскликнула, рассмеявшись, Лариса, - ну, позвольте, кого бы вам еще из наших посватать?

- Глафиру Васильевну Бодростину, - подсказал, улыбаясь, Подозеров.

- Ах, в самом деле Бодростину! - подхватила Лариса.

- Кого ни сватайте, все будет напрасно.

- Но вы ее кавалер "лягушки".

- "Золотой лягушки", - отвечал Форов, играя своим ценным брелоком. Глафире Васильевне охота шутить и дарить мне золото, а я философ и беру сей презренный металл в каком угодно виде, и особенно доволен, получая кусочек золота в виде этого невинного создания, напоминающего мне поколение людей, которых я очень любил и с которыми навсегда желаю сохранить нравственное единение. Но жениться на Бодростиной... ни за что на свете!

- На ней почему же нет?

- А почему? Потому, что мне нравится только особый сорт женщин: умные дуры, которые, как все хорошее, встречаются необыкновенно редко.

- Так это я, по-твоему, дура? - спросила, напуская на себя строгость, Катерина Астафьевна.

- А уж, разумеется, не умна, когда за меня замуж пошла, - отвечал Форов. - Вот Бодростина умна, так она в золотом терему живет, а ты под соломкою.