На ножах   ::   Лесков Николай Семенович

- Неужто же ты, Лара, будешь смотреть спокойно, как меня, твоего брата, повезут в острог? Пожалей же меня наконец, - приставал он, - не губи меня вдосталь: ведь я и так всю мою жизнь провел Бог знает как, то в тюрьме, то в ссылке за политику, а потом очутился в таких жестоких комбинациях, что от женского вопроса у меня весь мозг высох и уже сердце перестает биться. Еще одна какая-нибудь напасть, и я лишусь рассудка и, может быть, стану такое что-нибудь делать, что тебе будет совестно и страшно. Лара нетерпеливо пожелала знать, чего он от нее хочет.

- Ангел, душка, лапочка моя, Лара: возьми у него мою расписку. Он сказал, что он тебе ее отдаст. Мне больше ничего не нужно: мне он ее не отдаст, а тебе он все отдаст, потому что он в тебя страстно влюблен.

- Ты говоришь нестерпимый вздор, Жозеф, с какой стати он мне подарит твой долг?

- Он мне это сам сказал, Ларочка, сам вот на том самом месте! Он влюблен в тебя.

- Он наглец, о котором я не хочу ничего слышать.

- Не хочешь слышать! Лара, и это ты говоришь брату! А тебе будет приятно, когда твоего братишку поведут в тюрьму? Лара! я, конечно, несчастлив, но вспомни, что я тебе ведь все, все уступал. Правда, что я потом все это взял назад, но человека надо судить не по поступкам, а по намерениям, а ведь намерения мои все-таки всегда были хорошие, а ты теперь...

Он вдруг оборвал речь, схватил руки сестры и, обливая их слезами, молил:

- Спаси, спаси меня, Лара!

- Чем?.. своим бесславием?

- Нет, просто, просто... Никакого бесславия не надо; он приедет и привезет мой документ, а ты возьми его.