Три дня в Дагезане   ::   Шестаков Павел Александрович

- А вспомните! Вы заявили, что Калугин испытывал к вам не только чувство благодарности.

Кушнарев развел руками.

- Что из того? Не только... Ишь как повернули! "Заявил"! Ловко! Почему же страх обязательно? Зачем ему было меня страшиться? Кто я такой? Плохо вы представляете положение художника Калугина! Это не дагезанский дачник. Это фигура, можно сказать, союзная. А я?

- Все равно, Алексей Фомич. А, выходит, побаивался.

- Не говорил я, что побаивался.

- Говорили. Десять минут назад, когда я высказал свое предположение, вы, в полном согласии с ним, упомянули, обмолвились, что копнул я глубоко. Хотя ничуть я не копнул, а судил всего лишь по вашим словам и в доказательство признаюсь, что понятия не имею, почему Калугин вас боялся.

- Еще бы вам и понятие иметь!

- Но предположить могу. Наверно, было что-то с Калугиным, о чем вам известно, а другим нет, и не очень ему хотелось об этом других оповещать.

Архитектор хлопнул кулаком по столу:

- Да кто вам право дал на подобные предположения?

- Защищаюсь, - ответил Мазин коротко.

- Что? - не понял Кушнарев.

- Защищаюсь, - повторил Игорь Николаевич. - Если уж вы отвергаете правосудие, то признайте хоть право на самооборону. Мне бы хотелось знать, кто стрелял в меня сегодня.

- Стрелял?.. - протянул Кушнарев недоверчиво. - А вам это не... того, не приснилось?

Мазин приподнял руку.

- Отверстие видите?

- Везучий вы!

- Не всегда так хорошо обходится.