На улице Мынтулясы   ::   Элиаде Мирча

„На этот раз я все-таки тебя прощаю, — наконец снизошла она, — потому что ты, наивный, как и все мужчины, полагаешь, что я загримировалась под старуху, а когда ты испугался, я, пожалев тебя, сняла грим. Но повторяю, я действительно старуха, о чем говорит и свидетельство о рождении...» Дарвари слушал ее и был счастлив, потому что в тот момент перед ним была женщина лет двадцати—двадцати пяти». Из ваших показаний нельзя себе ясно представить, что же произошло. Вы говорите, Марина любила театр, в этом тоже подражая своей прабабке Аргире. Вы рассказываете, что одеваться она привыкла странно, эксцентрично и иногда действительно казалась старой, потому что посыпала прическу пудрой, а румяна накладывала, как старуха, желающая казаться молодой. Значит, вы полагаете, что и тогда, когда она показывала свидетельство о рождении, она загримировалась так, чтобы и вправду выглядеть шестидесятилетней?

— Долгое время я так и думал, — тихо проговорил Фэрымэ. — Но я ошибался.

— Возможно, вы ошибались. Потому что из собственных ваших показаний следует, что в тот день Дарвари сначала даже не заметил, старуха она или нет. Он заметил это только после того, как она показала метрику... Значит, речь должна идти о другом — об особой, известной только Марине технике менять по желанию свое обличье. Теперь мы подошли к последнему и самому важному эпизоду, которого, к сожалению, вы всегда касаетесь весьма кратко.