Три комнаты на Манхаттане   ::   Сименон Жорж

Когда с его помощью она поступила работать в театр, то годилась лишь на то, чтобы играть субреток, открывать дверь с неуклюжим видом и бормотать с дрожью в голосе:

— Кушать подано, госпожа графиня.

И вот она стала Мари Клэруа. Даже имя и то было придумано им! В действительности же ее зовут Тереза Бурико, отец ее торговал башмаками в маленьком городке в департаменте Жюра на рыночной площади. Он хорошо помнит тот вечер в ресторане «Еремайер» на авеню Клиши, когда они сидели за столом, накрытым скатертью в мелкую клеточку, и ели омара по-американски. Он ей тогда объяснял:

— Видишь ли, имя Мари — это очень по-французски… Да и не только, оно вообще универсально. Из-за его банальности этим именем сейчас никого не называют, разве что служанок. И поэтому оно покажется оригинальным…

Мари…

Она попросила его произнести вслух несколько раз:

— Мари…

— Ну а теперь — фамилия Клэруа… Есть в ней «Клэр» [6] и есть что-то от слова «Клэрон» [7] . Есть еще…

Черт побери! К чему он об этом вспоминает? Плевать ему и на Клэруа, и на ее хахаля, который собирается сделать себе имя исключительно на том, что наставил рога ему, Комбу!

Ну а этот самодовольный и снисходительный идиот, который толковал ему о «мышке», об ее тридцати двух или тридцати трех годах, о драгоценностях, которых у нее нет, и о местечке билетерши… «и то, если будет протекция».

Как-то недели за две до встречи с Кэй Ложье спросил у него с уверенностью человека, который принимает себя за самого Господа Бога:

— Сколько времени ты сможешь продержаться, мой малыш?

— Это зависит от того, что ты имеешь в виду.