Надежда Николаевна   ::   Гаршин Всеволод Михайлович

И он, расставив тонкие ноги, пожал своими и так уже вечно сжатыми плечами и развел руками, как будто хотел выразить изумление, как такая дрянь может находить себе покупателя.

Своими кошками он в два года добился известности. Ни прежде, ни после (разве только на одной картинке покойного Гуна) я не видал такого мастерства в изображении котов всевозможных возрастов, мастей и положений. Но обратив на них свое исключительное внимание, Гельфрейх забросил все остальное.

- Деньги, деньги... - задумчиво повторял он. - И на что мне, горбатому черту, столько денег? А между тем я чувствую, что приняться за настоящую работу мне становится все труднее и труднее. Я завидую тебе, Андрей. Я два года, кроме этих тварей, ничего не пишу... Конечно, я очень люблю их, особенно живых. Но я чувствую, как меня засасывает все глубже и глубже... А ведь я талантливее тебя, Андрей, как ты думаешь? - спросил он меня добродушным и деликатным тоном.

- Я не думаю, - ответил я, улыбнувшись, - а уверен в этом.

- Что твоя Шарлотта? Я махнул рукой.

- Плохо? - спросил он. - Покажи...

И видя, что я, не сходя с места, сделал отрицательное движение головой, он сам пошел рыться в куче старых холстов, поставленных в углу. Потом надел на лампу рефлектор, поставил мою неоконченную картину на мольберт и осветил ее. Он долго молчал.

- Я понимаю тебя, - сказал он. - Тут может выйти хорошее. Только все-таки это Анна Ивановна. Знаешь, зачем я пришел к тебе? Пойдем со мной.

- Куда?

- Куда-нибудь. На улицу. Тоска, Андрей. Боюсь, как бы опять не впасть в грех.

- Ну вот еще, вздор!

- Нет, не вздор.