JК
Нана :: Золя Эмиль
Страница: 84 из 114Г-жа Шантро, дальняя родственница семьи Фужрэ, рассказывала, будто баронесса с горя на другой же день слегла.
– У меня было очень хорошее место, с него все было видно, – объявила Леонида. – Интересное зрелище, по-моему.
Г-жа Югон жалела бедную баронессу. Какое горе для матери, ведь она потеряла дочь!
– Меня обвиняют в ханжестве, – сказала она с присущим ей спокойным чистосердечием. – Это не мешает мне, однако считать, что дети, обрекающие себя на подобного рода самоубийство, чрезвычайно жестоки.
– Да, ужасно, – прошептала графиня, зябко вздрагивая и усаживаясь поудобнее на кушетку у огня.
Дамы заспорили. Но голоса их были сдержаны; лишь изредка легкий смех прерывал разговор. Две лампы с розовыми кружевными абажурами, стоявшие на камине, слабо освещали их; на дальних столах стояли всего только три лампы, отчего зала была погружена в приятный полумрак.
Штейнер скучал. Он рассказал Фошри о похождениях г-жи Шизель, которую называл просто Леонидой. «Этакая бестия», – говорил он вполголоса, стоя с Фошри за креслами дам. Фошри разглядывал Леониду: она была в роскошном бледно-голубом атласном платье и как-то смешно сидела на краешке кресла, худенькая и задорная, как мальчишка; ему показалось странным, что он видит ее здесь. У Каролины Эке, мать которой завела в доме строгий порядок, держались лучше. Вот и тема для статьи! Удивительный народ парижане! Самые чинные гостиные заполнены кем попало.
– У меня было очень хорошее место, с него все было видно, – объявила Леонида. – Интересное зрелище, по-моему.
Г-жа Югон жалела бедную баронессу. Какое горе для матери, ведь она потеряла дочь!
– Меня обвиняют в ханжестве, – сказала она с присущим ей спокойным чистосердечием. – Это не мешает мне, однако считать, что дети, обрекающие себя на подобного рода самоубийство, чрезвычайно жестоки.
– Да, ужасно, – прошептала графиня, зябко вздрагивая и усаживаясь поудобнее на кушетку у огня.
Дамы заспорили. Но голоса их были сдержаны; лишь изредка легкий смех прерывал разговор. Две лампы с розовыми кружевными абажурами, стоявшие на камине, слабо освещали их; на дальних столах стояли всего только три лампы, отчего зала была погружена в приятный полумрак.
Штейнер скучал. Он рассказал Фошри о похождениях г-жи Шизель, которую называл просто Леонидой. «Этакая бестия», – говорил он вполголоса, стоя с Фошри за креслами дам. Фошри разглядывал Леониду: она была в роскошном бледно-голубом атласном платье и как-то смешно сидела на краешке кресла, худенькая и задорная, как мальчишка; ему показалось странным, что он видит ее здесь. У Каролины Эке, мать которой завела в доме строгий порядок, держались лучше. Вот и тема для статьи! Удивительный народ парижане! Самые чинные гостиные заполнены кем попало.