JК
Наш современник Вильям Шекспир :: Козинцев Григорий
Страница: 236 из 269- писал Франсуа Рабле, - восхваляя своего наставника Сократа, бесспорного князя философов, между прочим говорил, что он похож на Силена. Силенами назывались когда-то ларчики... сверху нарисованы всякие веселые и игривые изображения, вроде гарпий, сатиров, гусей с уздечкой, зайцев с рогами, уток под вьюком, козлов с крыльями, оленей в упряжке и другие такие картинки, придуманные, чтобы возбуждать смех у людей (таков был Силен, учитель доброго Бахуса). Но внутри этих ларчиков и сберегали тонкие снадобья: мяту, амбру, амом, мускус, цибет, порошки из драгоценных камней и другие вещи".
Силен в этом случае - образ всего того, над чем нередко смеются из-за гротескно-комической внешности, но что хранит внутри себя прекрасные вещи.
"Какой-то невежа выразился, что от его стихов (Горация. - Г. К.} больше пахнет вином, чем елеем, - заканчивал свое предисловие Рабле. - Какой-то оборванец говорил то же и о моих книгах; ну и черт с ним! Запах вина, сколько он вкуснее, веселее и ценнее, нежнее и небесней, чем запах елея!"
Свободомыслие прославлялось в этой книге как бы во время пира: стол уставлен кувшинами, а где царит гроздь Вакха - голова настроена на веселый лад; пир становится пиршеством образов.
Ребенок рождался из уха и немедля выпивал кувшин вина, юный великан мочился с колокольни собора Парижской богоматери: в потопе потонули 260418 парижан, "не считая женщин и детей"...
Читатель попадал в мир гротеска.
Гротескному преувеличению подлежало прежде всего все плотское.
Однако не беззаботность вызвала патетику рассказа об отправлениях человеческого организма.
Силен в этом случае - образ всего того, над чем нередко смеются из-за гротескно-комической внешности, но что хранит внутри себя прекрасные вещи.
"Какой-то невежа выразился, что от его стихов (Горация. - Г. К.} больше пахнет вином, чем елеем, - заканчивал свое предисловие Рабле. - Какой-то оборванец говорил то же и о моих книгах; ну и черт с ним! Запах вина, сколько он вкуснее, веселее и ценнее, нежнее и небесней, чем запах елея!"
Свободомыслие прославлялось в этой книге как бы во время пира: стол уставлен кувшинами, а где царит гроздь Вакха - голова настроена на веселый лад; пир становится пиршеством образов.
Ребенок рождался из уха и немедля выпивал кувшин вина, юный великан мочился с колокольни собора Парижской богоматери: в потопе потонули 260418 парижан, "не считая женщин и детей"...
Читатель попадал в мир гротеска.
Гротескному преувеличению подлежало прежде всего все плотское.
Однако не беззаботность вызвала патетику рассказа об отправлениях человеческого организма.