Страница:
37 из 282
Голова моя яснеет (от ярости), и я говорю:
– Внеочередное заявление.
Кипарисов смотрит на меня и вынимает часы.
– В порядке внеочередного заявления, – говорит он громко, – слово предоставляется товарищу Иванову. Три минуты. Прошу выйти на середину.
Митенька, вы думаете, я не выйду! Я подбежал к столу. Тихо.
Я говорю:
– Тут предыдущий оратор спрашивал насчет Плеханова: а как же, он предатель или нет?…
(Важно говорить быстро, прежде чем выдохлось бешенство. Толстая голова Адамова смотрит на меня с противным добросердечием.)
– Нет, вы спрашиваете, товарищ Адамов! Так вот я вам отвечаю: объективно – да!
(Недоумевающие крики: «Что – да?»)
– Это ясно, как божий день, сколько бы вы ни угрожали нам. Между прочим, я нисколько не удивлюсь, если вы окажетесь доносчиком. Я заявляю, что я оскорблен вашей манерой говорить, нет, я не испуган, я возмущен, я считаю это хамством…
Кипарисов наклоняется ко мне и учтиво спрашивает:
– Вы кончили?
Я припоминаю, что надо сесть. Издали раздается одинокое рукоплескание, бешеное, как колокол на гибнущем корабле. Это Стамати сигнализирует мне свою дружбу. Остатки ярости еще шевелятся во мне. Меня еще хватает на кусанье губ, на независимую позу со скрещенными руками. Но уже ощущается разложение, уже ощущаю длину и неудобство своих рук, уже не выдерживаю пристальных взглядов.
В этот момент (как благодарен я ему!) поднялся Кипарисов, чтобы начать свою речь.
|< Пред. 35 36 37 38 39 След. >|