Навеки - девятнадцатилетние   ::   Бакланов Григорий Яковлевич

— Я!

Из строя выступил светлый мальчик, морковный румянец во всю щеку, глаза рыжеватые, глядит весело:

Джеджелашвили. А у того, борца, фамилия оказалась Насруллаев. И кого ни вызывал он из строя, ни одна фамилия как-то не подходила к человеку. Так и осталось у него на первых порах: список сам по себе, взвод сам по себе.

Этот его взвод увёл с собой командир батареи — оборудовать новый наблюдательный пункт, а он вёл пушки и огневиков Завгороднего, которого везли в прицепе. И уже сам не представлял толком, куда он их ведёт. К трём ноль-ноль пушки должны были стоять на огневых позициях, а они пока что и Ясеневки не проехали. «Там будет хутор Ясенивка чи Яблонивка, — сказал комбат, на стёртом сгибе карты пытаясь разобрать названия. — В общем, сам увидишь… От него вправо и вправо…» Но они шли и час и два часа, а никакого хутора не было видно, сколько ни вглядывался Третьяков при смутных отсветах ракет, в дожде приподымавших над передовой мокрый полог ночи. И, ужасаясь мысли, что он ведёт не туда, сбился, страшась позора, он делал единственное, что мог; не подавал вида, шёл тем уверенней, чем меньше уверенности было в нем самом.

Что-то зачернело наконец впереди неясно. Взошла ракета, и, присев, успел Третьяков разглядеть на фоне неба: какие-то сараи длинные, низкие, что-то ещё высилось за ними. Должно быть, тополя… Ракета погасла, сплошная сомкнулась темень.

Заторопившись, обрадованный, оскользаясь сапогами по размокшему чернозёму, он обогнал передний трактор, махнул трактористу рукой: за мной, мол. Все равно голоса не было слышно.