Тринадцатая ночь   ::   Гордон Алан

 — Ах, господин эскулап, мне до смерти хочется узнать, чем вы лечите больных пиявок?

— А пока чем мы можем ему помочь? — вмешался я, в основном для того, чтобы избежать апоплексического удара у лекаря.

— Присматривайте за ним. Если дыхание станет прерывистым, пошлите за мной. Вина он может пить, сколько пожелает.

— Вот это мне нравится, — прошептал Бобо. — Все говорят, что здесь превосходные погреба. Какой славный эскулап. Беру назад все сказанное о нем раньше.

— Угомонись, — взмолился я. — Если будешь плохо себя вести, я попрошу прооперировать тебя.

— Нет необходимости, нет необходимости, — поспешно заверил лекарь. — Пусть природа возьмет свое.

— Уж она не просчитается, — сказал я, и врач удалился. Я присел у кровати. — Как ты себя чувствуешь? Только по правде.

— Я пережил осмотр этого лекаря. По-моему, это добрый знак. Боюсь только, что если засну, то умру.

— Чепуха, — с излишним воодушевлением сказал я.

Бобо взял мою руку и сжал ее.

— Посидите со мной, — попросил он. — Расскажите ваши истории. Или спойте баллады, которых я не знаю.

И вот тут я действительно испугался. Шута обычно не волнуют никакие предсмертные церковные ритуалы, но если он хочет облегчить свое состояние песнями, значит, дела неважнецкие. Я тихо пел до самого вечера для одного-единственного зрителя. Он иногда произносил слова знакомых ему баллад, улыбался новым шуткам и тихо радовался старым, словно встречал проверенных друзей. Наконец Бобо уснул, а я продолжал сидеть у кровати, прислушиваясь к его дыханию. Оно было тихим, но размеренным.