Не бойся, мама!   ::   Думбадзе Нодар

Я не помню, сколько времени длилось оно – минуту, час, вечность? Потом там, внизу, у моря залаял Акбар. Это не был лай обученной пограничной овчарки – строгий, четкий, сдержанный. Акбар лаял и жалобно скулил, как побитый дворовой пес…

Щербина лежал на спине между двумя большими валунами. Лицо его, белое, как полотно, было спокойно. Изо рта медленно, по капельке сочилась кровь… Перед ним на коленях стоял Джакели, гладил его по груди и тихо шептал:

– Что, Петро, больно? Отвечай мне! Петро, что с тобой? Петро, дорогой мой, ну скажи мне хоть слово! Ну открой глаза, Петро! Как тебе не стыдно, Петро, ты у нас молодец, герой!.. Ну, Петро, взгляни на меня, это я, Джакели, твой брат… Вот и Пархоменко здесь, слышишь, Петро? Ну очнись, милый мой, Петро, очнись!..

Джакели плакал, как ребенок, тихо всхлипывая, глотал слезы. Он плакал и просил Щербину открыть глаза, сказать хоть одно слово…

А Щербина лежал без движения.

Вдруг где-то взвилась ракета. На миг она звездой повисла в небе, потом медленно, плавно поплыла вниз, озарив белым, мертвенным светом и без того бледные лица ребят.

– Петро, очнись, поймали его! Видишь, белая ракета! Ну, очнись, Петро, дорогой!.. Прошу тебя, Петро!

Джакели плакал громко, навзрыд. Плакал Пархоменко. У меня дрожали руки, подкашивались колени. С трудом сдерживая себя, я опустился на песок.

– Дай красную ракету! – приказал я Пархоменко. Он достал ракетницу, поднял ее вверх и выстрелил. Взвились красные огни – один, другой, третий.