Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина   ::   Гусейнов Чингиз

И, клянусь богами, моя ослица обогнала весь караван, и ни один из ослов не мог тягаться с ней, так что мои спутницы стали говорить мне: - Горе тебе, о дочь Абу Зуайба, остановись и подожди нас! Разве это не та ослица, которая еле тащилась? - Та самая! - отвечала я им, и они клялись богами: - Не иначе как чудеса с ней творятся! Так и приехали мы в наши кочевья, а более бесплодной земли в Аравии, чем наша, я не знаю. Но с тех пор, как привезли сироту, мое стадо приходило ко мне по вечерам сытым, с полным выменем, мы доили животных и пили молоко. Никто другой не мог выдоить и капли молока из пустого вымени, так что сородичи наказывали пастухам:

- Горе вам, пасите там, где пасет пастух дочери Абу Зуайба! Но их скот всё так же приходил по вечерам голодным и не давал ни капли молока, а мой возвращался сытым, с полным выменем, и мы одаривали молоком голодных и нищих. И не переставали узнавать новые благоволения богов к нам: мальчик рос как никакой другой, и начал самостоятельно есть, когда ему ещё не было двух лет, и я, отняв младенца от груди, вернула его матери. - ... Такая вот история про собственное младенчество. - Но не всё вспомнил! - Разве? - А обретший дар речи мул, на котором вы с кормилицей ехали? - Не мул, а ослица! - Неважно! Но животное вдруг промолвило, что ребёнок будет велик и прославится в мире. - А луна надолго однажды остановилась на небе, зачарованно глядя на светлый лик спящего младенца.

- Ну да: в три месяца стоял на ногах, в семь бегал, в восемь говорил, в девять свободно изъяснялся, а в десять метко стрелял из лука!

- И дерево иссохшее, как встал в жару под ним, покрылось густой листвой.

9. Татуировка

Следом за отцом Мухаммеда вскоре уйдёт и мать. Богам Каабы виднее! говорили курайши: на всё воля богов.