Небо истребителя   ::   Ворожейкин Арсений Васильевич

«Уважаемый Яков Савельевич» порывисто встал, вытянулся в струнку и задиристо упрекнул:

— Вам, товарищ полковник, подчиненных не положено так называть. У меня есть воинское звание и фамилия.

Мне пришлось согласиться:

— Хорошо! Учту, капитан Мартьянов. — Глядя на его сильно поседевшую густую шевелюру, спросил: — Вам, кажется, всего тридцать два года? Скажите, когда вам так капитально побелило волосы?

— На фронте. В первом воздушном бою.

Память о войне не подвластна времени. Мне вспомнился первый бой на Халхин-Голе и захотелось сделать снисхождение Мартьянову за нарушение правил посадки. В первом своем воздушном бою я не испытывал страха. Он родился уже после посадки, когда я вылез из самолета, когда понял, что случайно уцелел в небе. Меня сковал леденящий страх, и я, обессилев, повалился на землю. Мартьянов от страха поседел, а у меня тогда неудержимым потоком хлынули слезы. Теперь у него возникло какое-то безрассудное бесстрашие.

В этот момент распахнулась дверь, вошел Осмоловский и доложил, что в самолете Мартьянова осталось полбака горючего.

— Видите, товарищ Мартьянов, оказывается, керосина у вас было достаточно, чтобы выполнить приказ руководителя полетов, — сказал я.

— Ясно, товарищ полковник. Но я не засек время взлета и счел, что безопасней сесть, чем выполнить команду руководителя полетов…

Когда Мартьянов вышел, начальник политотдела пожал плечами:

— Странный человек. У него какая-то мания вседозволенности. Нормальный военный человек так не должен вести себя.