Небо истребителя   ::   Ворожейкин Арсений Васильевич

Такое со мной уже было в воздушном бою над Берлином, когда я атаковал фашистский реактивный истребитель-бомбардировщик. Волна взрыва оглушила меня. Но почему обдало холодом, а не жаром? Я мыслю, чувствую, — значит, жив? Я вижу «Араду». Из нее валит густой дым. Но почему меня обдувает холодом? Оказывается, взрывом сорвало фонарь. И сейчас такое же положение. Только теперь перед собой я вижу не фашистскую «Араду», а огни большого города, который тут же исчезает, и вместо него появляются сияющие звезды. Что же случилось? Бессилие напугало меня. Я весь напружинился, и мысль воскресла. «Захарьев…»

Сознание четко отметило, что он летел правее меня. Упругий холодный воздух, обдувающий голову, вернул меня к действительности. Вижу, что мой истребитель неуправляем и крутится в ночном небе. Двигатель работает на полных оборотах. Быстро беру управление, вывожу самолет в горизонтальный полет.

Хорошо, что резинка, приделанная мною к сектору газа, не дала турбине захлебнуться. Резинка не раз спасала мне жизнь. Смотрю на часы. В воздухе я нахожусь сорок три минуты. Скорей к себе, на аэродром. Но Захарьев! Где он? Что с ним? Запрашиваю по радио. Молчание.

Я над аэродромом. Посадка разрешена. Ставлю кран управления шасси на выпуск, но знакомого стука не слышу, зеленые сигнальные лампочки не горят. Предстоит посадка на металлическую полосу, приземление на живот, как говорят авиаторы. Это опасно. От трения металла об металл образуются искры, керосин может вспыхнуть.