– Я могу приступить к работе? – Она встала мне навстречу.
– Ты уже приступила…
Я где-то читал, что у кочевников-скотоводов не пропадает ни один кусочек, ни одна косточка, ни одна капля крови зарезанного животного – все идет в дело. Катерина относилась к своему телу так же – в нем не было ни сантиметра, ни миллиметра, не отданного мне в услужение. Впрочем, нет, не в услужение – в чуткое, трепетное, отзывчивое рабство!
Всегда. В любой миг дня и ночи!
Иногда, обалдев от работы, я нажимал кнопку селектора и говорил:
– Екатерина Валерьевна, зайдите ко мне – нужно сделать перевод с французского!
– Устный или письменный? – невозмутимо спрашивала она.
– Устный! – сделав паузу, говорил я. И, замирая, представлял себе, как она встает из-за своего стола и под ревнивыми взглядами сотрудниц строгой походкой весталки направляется в мой кабинет.
– Не беспокоить! – по селектору приказывал я секретарше в приемной, когда Катерина появлялась на пороге, закрывала дверь на защелку и медленно опускалась передо мной на колени:
– Устал, Зайчутан?
…Потом она возвращалась на свое рабочее место.
– Ну, как шеф? – обязательно интересовался кто-нибудь поехиднее.
– Ему гораздо лучше, – невозмутимо отвечала она. А вечером мы ехали куда-нибудь в ресторан, потом ко мне и засыпали лишь под утро. Я даже не предполагал в себе такие стратегические запасы мужской энергии.. Так во время осеннего перелета невозможно отыскать в небе двух выпущенных из клетки птиц…