Страница:
31 из 513
Женщина гладила Треножкина по щеке, умоляла его:
– Не плачь, Илюшенька… Не надо, родненький, не надо…
Эта женщина напомнила Виктору мать и прощание с ней год назад. Он тогда уходил на железнодорожную станцию, мама провожала его за город. У них, правда, не было таких нежностей. Виктор считал себя взрослым, стыдился материнской ласки. Мама понимала это и тоже сдерживалась. Он поцеловал ее в щеку и сказал: «Ну, улыбнись… Все будет хорошо!» И ушел, не оглядываясь, хотя чувствовал на себе ее взгляд… Случись это теперь, он оглянулся бы. И не один, а сто раз. Сказал бы ей все самые хорошие слова, которые хранил в душе. Тогда еще не понимал, что каждое расставание может стать последним…
Он прошел мимо Треножкиных. Младший лейтенант плакал. А у матери сухие глаза. Она говорила, говорила что-то: только бы не молчать! Слезы будут потом, в опустевшем доме… Нет, куда лучше уезжать без провожатых, без этих переживаний.
Из вагона ловко выпрыгнул старшина Вышкварцев. Статный, в ушитой по фигуре шинели, остановился возле Треножкиных. Поздоровался с женщиной, обнял лейтенанта за узкие плечи.
– Присмотрим, будьте уверены! Я вот уже третий раз еду!
Лязгнули буфера. Металлический перестук пробежал от головы к концу эшелона.
– По вагонам! – раздалась команда.
Чей-то высокий надрывный крик резанул слух. На перроне лежала женщина, билась головой о доски. Над ней растерянно склонился боец с зажатой в руке пестрой косынкой.
Духовой оркестр грянул егерский марш.
Виктор побежал к паровозу. Из окошка хмуро смотрел машинист. Выплюнул шелуху, скрылся в будке. Под колесами что-то зашипело.
|< Пред. 29 30 31 32 33 След. >|