JК
Необыкновенное лето :: Федин Константин Александрович
Страница: 129 из 913Они приползли к своим окопам, изнемогая.
Стало светать, когда Дибич выслушал Ломова. Унтер-офицер не мог явиться – он был взят на перевязку. Все ещё мокрый, поёживаясь от утренней свежести, даже в низкой землянке Ломов казался маленьким, щуплым, и странно было слышать его спокойную, несмотря на короткость, вразумительную речь и глядеть в его глаза, желтизна которых, подсвеченная лампой, точно насмешливо загоралась и гасла.
– Ну, что же, – сказал Дибич, – дело вдвойне удачное: добыли языка и помешали немецким лазутчикам. Поздравляю. Начало хорошее.
Ломов промолчал.
– Не знаешь, как отвечать?
– Рад стараться, ваше благородие, – сказал Ломов, чуть заметно прищуриваясь.
– Делает честь шестой роте.
– Рота у нас дружная. Не я – так другой.
– Похвально слышать. Ну… а скажи, пожалуйста, как же насчёт войны, а? Подговариваешь солдат не воевать, а сам вроде не прочь? Как тебя понять?
Ломов переступил с ноги на ногу. Дибич не отрывался от его немигающих глаз.
– Разрешите сказать?
– Да, говори. Я хочу знать, о чём толкуешь солдатам у себя в роте.
– Я считаю, война – одно, солдатская верность – другое. О войне каждый думает по-своему. Дело взглядов. А не выручить на фронте своего брата солдата – это может только трус. Тут нет противоречия.
Ломов выговорил эти слова ещё спокойнее, чем рассказывал, как добыл «языка», и оттого они прозвучали ещё больше – до сухости какой-то – вразумительно, неоспоримо.
Стало светать, когда Дибич выслушал Ломова. Унтер-офицер не мог явиться – он был взят на перевязку. Все ещё мокрый, поёживаясь от утренней свежести, даже в низкой землянке Ломов казался маленьким, щуплым, и странно было слышать его спокойную, несмотря на короткость, вразумительную речь и глядеть в его глаза, желтизна которых, подсвеченная лампой, точно насмешливо загоралась и гасла.
– Ну, что же, – сказал Дибич, – дело вдвойне удачное: добыли языка и помешали немецким лазутчикам. Поздравляю. Начало хорошее.
Ломов промолчал.
– Не знаешь, как отвечать?
– Рад стараться, ваше благородие, – сказал Ломов, чуть заметно прищуриваясь.
– Делает честь шестой роте.
– Рота у нас дружная. Не я – так другой.
– Похвально слышать. Ну… а скажи, пожалуйста, как же насчёт войны, а? Подговариваешь солдат не воевать, а сам вроде не прочь? Как тебя понять?
Ломов переступил с ноги на ногу. Дибич не отрывался от его немигающих глаз.
– Разрешите сказать?
– Да, говори. Я хочу знать, о чём толкуешь солдатам у себя в роте.
– Я считаю, война – одно, солдатская верность – другое. О войне каждый думает по-своему. Дело взглядов. А не выручить на фронте своего брата солдата – это может только трус. Тут нет противоречия.
Ломов выговорил эти слова ещё спокойнее, чем рассказывал, как добыл «языка», и оттого они прозвучали ещё больше – до сухости какой-то – вразумительно, неоспоримо.